«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов

социального окружения, в котором он рос: подстаросту, экономку, ксендза, квестора-бернардинца, учителя, соседей, повара, ямщика, лакея [726]. Косвенно в воспитательном процессе могли участвовать также другие представители «большой помещичьей семьи» – челядь и резиденты. Все выше перечисленные группы составляли социализирующую среду дворянского поместья, в которой формировалась детская личность.

Практика домашнего воспитания детей в дворянском поместье включала элементы народной традиции. Представители непривилегированных групп (в первую очередь мамки, няньки, дядьки) принимали участие в воспитании дворянских детей. Образцы устного народного творчества были известны представителям поместного дворянства, сами шляхтичи являлись ее соавторами, как пример, поэтические произведения Я. Борщевского. Дети мелких помещиков были знакомы с сельскохозяйственной работой. Народные знания, связанные с метеорологией и агрономией, входили в «программу» домашнего образования небогатого землевладельца. Модели поведения, представления о нормах содержали пословицы и поговорки, которые были хорошо знакомы как помещикам, так и крестьянам. Представителям поместного дворянства были не чужды также народные обряды и магические практики[727].

С другой стороны, сословное дворянское воспитание преследовало цель социально-культурного обособления помещичьей молодежи от народной среды. В первую очередь данная задача решалась на уровне воспитания специфичных черт поведения и психофизических качеств, необходимых для реализации функции социального лидерства. Аристократическое воспитание в просветительском духе включало идеалы самодисциплины и рациональности, а также порядка, системности в действиях, что могло, например, реализоваться через требования соблюдения детьми режима дня. В подобной системе взглядов популярной была идея о пользе для детского развития аскетизма. Детей, например, могли учить ограничивать себя в средствах, определяя для их небольшое денежное содержание, которое не предусматривало высокого комфорта. У дворянских детей развивали волю, навыки рационального планирования времени и следования режиму дня, способность к рефлексии (например, через ведение дневниковых записей); физически закаливали и дисциплинировали, требовали умения подчиняться и командовать; вырабатывали литературный стиль, учили ораторскому мастерству, умению держаться на людях, а также совершенной пластике движения (вводили в образовательную программу танцевальные, конно-спортивные, фехтовальные занятия); требовали знания генеалогии и этикета. В помещичьих семьях обучение детей этикету являлось основой не только для их воспитания, но и социализации. Этикет воспринимался как искусство жизни, а его знание – предпосылкой светского (общественного) успеха. В большей степени следовать правилам хорошего тона требовали от девочек, которые должны были демонстрировать безукоризненность в поведении, вежливость, остроумие, интеллигентность и развитое эстетичное чувство. Чем выше был социальный статус индивида, тем более ритуализированным являлось его поведение [728].

В богатых семьях детей начинали учить с трехлетнего возраста, иногда даже раньше, иностранным языкам (латинскому, французскому, немецкому) и арифметике. Это входило в обязанности боны, как правило, иностранки (обычно француженки или немки), которая кроме педагогической деятельности исполняла те же самые обязанности, что и обычные няньки. Чтению и письму маленьких детей могли учить также родители[729]. Таким образом, дети умели читать и выполнять элементарные арифметические действия уже в возрасте четырех – пяти лет. Обычно детей учили дома до 7-8-летнего возраста, а затем отдавали в приходские школы, девочек – в пансионы – частные или при монастырях. Однако в богатых семьях дети могли получать курс начальной школы и готовиться к поступлению в гимназию в домашних условиях. В этом случае с 7-8-летнего возраста вводилась классно-урочная система обучения. Данный этап мог длиться три – четыре года, учебный процесс обеспечивали гувернеры. В подобных случаях дети оставляли родительский дом в 10–12 лет, чтобы продолжать свое образование в гимназиях[730]. В семьях мелких землевладельцев практиковалось трудовое воспитание, когда детям соответственно возрастной дифференциации поручали разные хозяйственные обязанности. Например, с трехлетнего возраста маленький шляхтич мог пасти гусей, а с пятилетнего – свиней[731].

Домашнее образование включало и элемент религиозного воспитания, которым могли заниматься как родители, так и духовные особы, близкие к семье помещика, – капелланы, духовники, лекторы. На больших помещичьих дворах имелись собственные часовни с персоналом, во главе которого стоял капеллан. Ему подчинялись церковный сторож, органист, звонарь, госпитальные служащие[732].

Участие родителей в организации домашнего обучения было значительным: они обсуждали круг преподаваемых предметов и педагогических методов с учителями; при наличии надлежащей компетенции, проверяли знания у детей. Наконец, родители могли сами преподавать отдельные предметы. Они принимали также участие в подготовке своих детей к вступительным экзаменам. Даже когда дети помещиков учились не дома, во время каникул они возвращались к родителям (обычно между последними днями июля и первым сентября), которые экзаменовали их новоприобретенные знания и укрепляли в хороших намерениях[733]. Подобное влияние могло носить и негативный характер. Согласно свидетельству Ю. Крашевского, консервативные помещики учили детей только тому, чему учили некогда их самих, остерегаясь, чтобы дети не были более образованными, аргументируя свою позицию пословицей «яйца курицу не учат» («nie będzie jaje mędrsze od kury») [734].

Можно выделить несколько причин популярности домашнего обучения в среде помещиков. Прежде всего, оно являлось самым экономично доступным способом приобретения начального образования, что было существенно для небогатых семей. Согласно свидетельству Е. Тышкевича, учиться в Минске, где была гимназия и уездная школа, было дорого для шляхты. Стипендий для обучения бедных учеников было недостаточно[735]. С 30-х гг. XIX в. начала проводиться более последовательная государственная политика по переводу местного школьного образования на русский язык. К концу 30-ых гг. были закрыты или превращались в православные семинарии базилианские школы. После 1843 г. католические приходские школы переводились на содержание правительства[736]. В результате этих процессов в помещичьей среде домашнее образование начали воспринимать как необходимое дополнение к школьному обучению, которое должно было способствовать сохранению сословных ценностей «польской шляхты». В соответствии с данной задачей акцент в домашнем обучении делался на изучение польского языка, истории и литературы, а также на углубление знаний иностранных языков. Свое место в польском националистическом воспитании занимало музыкальное образование[737].

Общепринятые в среде помещиков интеллектуальная мода и культурные образцы формировались в магнатских резиденциях. Однако каждое поместье вырабатывало самобытные варианты этой общей традиции, – на помещичьих дворах «создавались не только свои традиции, но и язык» [738]. Обеспечением культурно-идеологической сферы в поместье мог заниматься секретарь, которому подчинялась канцелярия или, на небольших дворах, писарь. Подобные обязанности исполняли часто библиотекари, которые упорядочивали архив в поместье. К этим же задачам подчас подключались капелланы, духовники, учителя, архитекторы. Если не хватало квалифицированных местных кадров, приглашались из крупных городов профессиональные историки, журналисты, литераторы[739]. Для поместного дворянства поместья – «родовые гнезда», «фортуны» – были воплощением «малой родины», где проходило «счастливое детство среди старых вещей и вековых деревьев»[740]. Так, К. Тышкевич в предисловии к своей книге «Wilija